|
Скажу честно, Мор я еще не прошел, а тем более за Самозванку. Это - выражение моих впечатлений о ней.
Prologue
Злой ветер завывал, прокрадываясь в душу и оставляя там неприятный, болезненный осадок обреченности. Желчного цвета, мертвые листы порхали в пасмурном небе, не желая быть похороненными в сырой земле. Небесные слезы изредка окрапывали булыжник улиц, разлетаясь по пути на мелкую морось. «Небо разучилось плакать» - думали люди, живущие в этом древнем городе. Их опустошенные души, устремленные к небу, наполнялись унынием.
Злая угрюмая старуха вновь пришла в город со стороны Захода…
Part I
Из узкого переулка между двумя высокими трехэтажными домами неуклюже вынырнула девочка в обношенной одежке, вязаной шапке на голове и больших армейских ботинках на ногах. Видимо, она была простужена, так как шею ее укрывала старинная шаль. Чистые, как горные родники голубые глаза обрамляла синева синяков. Пальца рук, которые она согревала дыханием, были настолько тонки, что казалось, любое неосторожное движение могло сломать их.
Девочка вдруг резко остановилась, словно споткнувшись обо что-то. Она повернула свою головку в сторону внутригородской речки, прищурилась, отыскивая то, за что зацепился ее блуждающий взгляд.
- Что-то… - едва слышно прошелестела она и побежала к обрывистому спуску по высокой степной траве.
Внезапно она остановилась и, присев на корточки, слегка дотронулась до странного вида свертка, полузакопанного в землю. Ответа не последовало, лишь слегка промялась мешковина. Тогда девочка очертила подобие овала вокруг своей находки, а затем принялась раскапывать своими руками землю по сделанной разметке. Наконец ее пальцы нащупали края ткани. Прекратив копать, она очень осторожно потянула за один из них, словно боясь повредить то, что лежало внутри. Ткань поддалась, открывая взору посиневшую, гноящуюся маленькую младенческую ножку.
- Не может… - прошептала девочка и резко сдернула ткань.
В земле, слегка присыпанное ей лежало уже изрядно посиневшее тело младенца с незажившей пуповиной. Девочка зажмурила глаза и отвернулась.
- Уже третий, мертворожденный, - произнесла она с непонятной отстраненной грустью с голосе почти взрослом.
Она не глядя бросила покрывало и ушла прочь. Из ее глаз не вытекло ни слезинки – она просто устала плакать, хотя чужое горе трогало ее гораздо сильнее, чем свое собственное. Она растворилась в окружающих, потеряв часть себя. Горе чужое стало своим, а свое перестало существовать.
Она пошла к Театру. Спрятавшись за выведенный в расколовшуюся бетонную коробку канализационный люк, девочка стала тихо бормотать про себя что-то вроде молитв, правда не имеющих определенного получателя. Раздался звон часового соборного колокола, возвещая полдень.
***
Девочка уснула и пролежала в этом укромном месте еще с несколько часов, пока ее не разбудили крики на театральной площади.
- Что?.. Опять преступник?..
Она вылезла из своего укрытия и побежала к входу в Театр. Там собралась галдящая толпа – публичный суд над преступником, собратьев которого в городе было слишком много. Но чаще всего поймать их не удавалось. А сейчас удача, видимо, улыбнулась стражам правосудия. Девочка не понимала, зачем нужно было такое бессмысленное представление, ведь дорога этому отродью была одна – на виселицу около Собора. Она подошла поближе, чтобы получше рассмотреть душегуба.
- А он такой же… как и все они…
Как ни странно, каждый убийца был похож на другого, как две капли воды: спутанные волосы, недлинная борода, возникшая скорее по причине неаккуратности, нежели отращенная специально, и горящие лютой, животной ненавистью глаза. А сейчас к ним добавилась еще и кривая злая усмешка.
Девочка, поежившись, отвернулась.
А в это время от толпы галдящих разъяренных людей отделился один худой и изможденный молодой мужчина и, пошатнувшись, побрел прочь от площади в сторону запутанных переулков, но потом передумал, развернулся и отправился в аптеку.
***
- Морфин, пузырек… - задыхаясь, произнес молодой человек, только что буквально ввалившийся в аптеку, вытряхивая из карманов на стол пригоршню серебряных монет.
Скрупулезно пересчитав их и почесав лысину, продавец сказал:
- Здесь не хватает еще…
Но мужчина не дал ему договорить. Он засунул руку под куртку и, выудив оттуда старинные серебряные часы и новенькую бритву, трясущимися руками бросил их на стойку.
- Хорошо, - сказал продавец, сгреб железки и достал из-под стола бутыль морфина и поставил ее перед мужчиной.
Увидев вожделенную склянку, тот, забыв про все, схватил ее, оторвал пробку и незамедлительно вылил все ее содержимое себе в глотку.
- Ну, не здесь! Не здесь же!.. - прикрикнул на него продавец, но тот уже выпал за дверь, которая закрылась с противным скрипом. – Морфиноман, - сплюнул он.
***
Девочка практически бежала по улицам, сворачивая то в один, то в другой переулок; она несколько раз выбегала к каналам, перебегала мосты, но продолжала нестись сломя голову, словно ей подвигала какая-то неведомая сила. Но вдруг она остановилась, поняв, что уже третий или в четвертый раз оказывается у одного и того же дома недалеко от театра. Девочка прислушалась. В доме кто-то жил, но сейчас он стоял пустой, уныло ожидая своего хозяина, который о нем совсем не заботился. Она подошла поближе и дотронулась до холодного камня стен. Девочка закрыла глаза, прислушиваясь, пытаясь поймать и понять чувства этого дома.
- Грустно… Холодно… Одиноко…
Вдруг стены наполнила безграничная радость…
- Что?..
Она открыла глаза и провела взглядом вдоль по улице – с лестницы на другом ее конце спускался, держась за перила, какой-то человек.
- Это он… Хозяин…
Девочка поспешила спрятаться за угол дома. Там, во дворе стояла заржавевшая детская горка. Забившись под нее, девочка стала ждать.
***
А тот самый молодой человек, качаясь, хватаясь за все, что твердо держалось на земле, спотыкаясь и путаясь ногами в кучках мертвых листьев, мало-помалу подходил к своему дому. Наконец, достигнув своей цели, он громко и отрывисто засмеялся, из-за чего его почти тут же пробил кашель. Как ни пытался, мужчина не смог его подавить, пока у него изо рта не стала брызгать кровь. Он закрыл рот руками. Приступ закончился так же внезапно, как и начался. Посмотрев на свои окровавленные ладони, он вновь засмеялся, толкнул дверь и ввалился в дом. Дверь захлопнулась с громким, радостным скрипом.
***
Девочка даже с расстояния почувствовала, как сильно потеплели стены. Дом будто бы кричал:
- Хозяин пришел! Вы слышите, Хозяин снова со мной!
- Морфиноман… - прошептала девочка. - Не спасти… Он спасет…
Она вышла из-под горки, перешагнула невысокий забор и оказалась у двери. Та, как и ожидалось, была не заперта. Толкнув ее, девочка вошла, не стучась. С ней в дом влетел холодный осенний ветер, принеся пару мертвых желтых листьев и захлопнув дверь. Дом чутко откликнулся на постороннего, передав свою тревогу Хозяину, но девочка успела его успокоить. Она шла сюда не убивать. Она шла дарить жизнь.
Поднявшись по витой лестнице, девочка вошла в спальню и увидела его. Хозяин спал, лежа на старом, ободранном матрасе, подложив под голову куль из разных тряпок. Рядом с кроватью на невысоком столике валялась покрывшаяся толстым слоем пыли театральная маска. По углам либо стояли, либо лежали целые и полуразбитые бутылки из-под морфина. Посреди комнаты кто-то обронил небольшой скальпель…
Девочка подходила к Хозяину все ближе, хрустя стеклышками под ногами. Оказавшись рядом со спальником, она вытянула руки.
- Проснись!
Мужчина открыл затуманенные глаза. Увидев перед собой маленькую девочку, он привстал на локтях. Она приблизилась, коснулась губами его раскаленного лба и прошептала:
- Я твоя!..
Воспаленный мозг морфиномана мгновенно отреагировал на команду.
***
Когда девочка вышла из дома морфиномана, ее сильно тошнило, и вырвало на первом же перекрестке. Плод развивался в ней с дикой скоростью, да и она сама, как могла, поддерживала этот процесс.
Она добилась своего. Морфиноман отлично выполнил свою задачу и погрузился в забытье, точнее она заставила его уснуть, чтобы он умер тихо и безболезненно. Он смог это заслужить.
Вывернув девочку наизнанку, тошнота все-таки ушла. Стало легче, и девочка пошла заметно увереннее. И если бы не большие капли пота на напряженном лбе, то ее внутреннее состояние было бы не заметно.
Теперь она знала, куда идти. Горестный плач матери мертворожденных был слышен за много кварталов. Она жила в доме, похожем на обиталище морфиномана, но внутри тот дом был совершенно другим. Скорбный дом, он разделял горе своей Хозяйки и сопереживал ей, как никто другой, будто бы пропуская всю ее боль через себя.
Девочка уже приходила туда во сне Хозяйки. Зная о ней все, девочка не могла отказать ей в помощи. Утешать, помогать и излечивать – было ее призванием. Оставалось пройти еще несколько домов до нужного, когда внезапный второй приступ тошноты скрутил девочку так, что та была вынуждена уйти во дворы, где ее вырвало еще раз.
***
Хозяйка сидела на полу и тихо плакала. Еще час назад она пыталась разорвать на себе одежду, перекусить вены, уйдя из жизни – сейчас же сил оставалось лишь на то, чтобы поддерживать поток слез, лившийся по ее щекам. Дыхание было едва различимым в гнетущей тишине дома, когда ее прервал скрип открываемой двери и вой ветра снаружи. Дверь закрылась, затем послышались осторожные шаги, и перед женщиной предстал ангел из ее редких снов – маленькая девочка в изношенной одежде и вязаной шапке, с пуховой шалю на шее и армейских ботинках на ногах.
- Не бойся. Я пришла излечить тебя. - тихонько произнесла ангел.
Она подошла поближе и помогла Хозяйке подняться, утерла слезы…
- Я… я – проклята! – начала бормотать женщина. – Я не могу… они все мертвые… мне запретили…
Девочка поднесла палец к ее губам.
- Я все знаю. – спокойно сказала она. – Смотри.
Девочка попятилась к середине комнаты и, встав на место, куда лился тусклый свет масляной лампы, повторила:
- Смотри!
Сначала она сняла с себя шаль, затем шапочку, за ними последовали все остальные вещи. Скину, наконец, свои ботинки, она сделала шаг вперед, представ взору женщины абсолютно нагой. Та, опешив, медленно переводила взгляд со спокойных голубых глаз девочки на округлившийся живот. Было ясно – она беременна.
- Он – твой, - улыбнувшись, сказала ангел. – Подойди сюда…
Женщина повиновалась.
- Дай мне свои руки.
Женщина вытянула их вперед.
Девочка цепко взяла ее за запястья.
- Теперь закрой глаза. Будет больно, но ты терпи. Не открывай глаза. Не пытайся вырваться. Отключи свой разум. Не обращай внимания ни на что внешнее. Не открывай глаза. Ты готова?
- Да… - произнесла женщина, закрывая глаза.
Девочка начала шептать какие-то непонятные слова, даже прислушиваясь, нельзя было понять их смысл. Внезапно шепот прекратился. Женщина почувствовала, что она отрывается от пола и летит непонятно куда. Она захотела посмотреть, что впереди, но голос в ее голове напомнил ей:
- Не открывай глаза.
Они летели все быстрее и быстрее.
Вдруг, девочка пронзительно закричала и буквально впилась в руки Хозяйки. Она кричала, будто ее пытали тысяча палачей одновременно, засовывая под ее ногти раскаленные иглы, подвешивая на дыбе, зажимая стоп железным сапогом. Она кричала звонко и неистово, будто бы в приступе безумия. Прошла лишь пара секунд, и женщину пронзила такая же боль, расходившаяся от позвоночника к голове, груди, животу, рукам, ногам… Она тоже не смогла сдержать крика. Казалось, кричит все ее существо, ее душа, вырывающаяся наружу. Тут к общей боли прибавилось еще что-то. Что-то непонятное вторгалось в нее, пролезало в ее нутро, пролезало толчками. Тупая боль возникла внутри живота и, вспыхивая с каждым толчком, который проходил судорогой по всему телу, постепенно усиливалась. После второго, третьего толчка ее мозг заполнило желание открыть глаза, увидеть причину всей этой боли, всего этого ужаса…
- Не открывай глаза.
…понять, ЧТО за существо вторгается в ее плоть…
- Не открывай глаза!
…понять, ЧТО ему нужно…
- Не открывай глаза!!
…открыть…
- Не открывай!!!
…увидеть…
- Не открыва-а-ай!!! – голос в ее голове сорвался на визг.
Женщина пыталась побороть это навязчивое желание и крепко сжала веки, но внезапно тело перестало подчиняться ей и глаза широко распахнулись…
***
Но за мгновение до этого девочка-ангел перестала кричать и выпустила ее руку; из ее собственного тела ушла вся боль; полет прекратился.
Женщина увидела, что девочка падает на холодный деревянный пол, изможденная. Из низа ее живота текла кровь, разливаясь красными потеками по внутренней стороне ее ног; по всему ее телу виднелись красные брызги; но живота больше не было. Очнувшись, девочка поднялась; пошатываясь, подошла к какой-то тряпке на полу, взяла ее, вытерла кровь и стала одеваться.
Женщина, не отрываясь, следила за всеми ее действиями, поглаживая ребенка в своем чреве. В ее глазах трепетал огонек радости.
- Ты святая! – раскрыв высохшие губы, прохрипела она. – Ты…
- Молчи, - оборвала ее девочка. – Сейчас спи. Больше отдыхай, меньше работай, больше ешь. Скоро ты родишь. Сходи к Бакалавру.
- Хорошо, - благоговеющим голосом прошептала женщина и отправилась к своей постели. И перед тем, как уснуть, она повернулась к девочке и сказала:
- Прощай, ангел!
- Прощай… - ответила ей та, перед тем, как захлопнулась дверь.
Epilogue
Уставшая девочка шла по пустынной улице, изо всех сил сопротивляясь сильным порывам осеннего ветра. Он поминутно пытался засыпать ее мертвыми листьями, но она упорно продолжала бороться. Ее глаза вновь наполнила безмерная грусть. Она слышала, чувствовала этот город и знала, что здесь слишком много «обреченных», которым она не сумеет помочь. Но главной ее заботой были дети, а детей она спасет. Сделает это даже ценой себя, своей жизни. Город умирает, и только дети могут его спасти.
4 (5) ноября 2006 г.
|
