День 0 (начало)
Ох и плохой Визитер нынче мне попался. Плохой. Но не в смысле, что худой (он то как раз толстый был, что наш батюшка Большой Влад – Боен управитель), а в том смысле что неприятный. Мерзкий какой-то, небритый, нечесаный, глазами так зырк-зырк и все видно недоброе затевает. Не хорошее затевает, плохое. У меня на такое глаз наметанный, хоть и говаривал дед мне часто, что толку из меня не выйдет, да и он признавал, что чутье у меня что у птицы глаз. Зоркое чутье у меня, вот. Хотя толку мало. От того, что бесноватый я был почитай почти что с рождения от того и толку мало. А чутье зоркое да, даже дед признавал, а он слов на ветер не бросал никогда, не до болтовни ему было… От Песчанки слег тогда, все нам с братом завещал хозяйство почтовое, мы и служим почтарями-Писарями. То есть служили. Пока новые правила не ввели, да не стали всех Писарей, всех Почтарей, всех Соглядатаев тайных и явных и много еще кого по завету Каина в форму новую переодевать страхолюднуюи прозывать Исполнителями. Это мы теперь в масках птициных по городу шастаем туды сюды, страх лютый видом своим на детей да и на взрослых наводим. Ну то почитай раньше то было, а сейчас куды меньше ужо. Пообвыкся наш народ. И не к такому привыкать приходилось. Народ то у нас терпеливый, что твой вол, яром тянущий. Терпеливый, но и лихой, чуть слабина сверху пошла али шатание какое тока и держи свои косточки. Я то говорю так складно и без сомнений от того что зокрий больно. Такой зоркий, что аж глаза слепит. Солнце красотой, степь широтой, форма новая страхолюдностью а люди-человеки наши своей лихостью и терпеливостью безмерной.
Визитер (так мне бесов велел называть лекарь наш главный Исидор Бурах, большой мастер дела своего, он еще Песчанку окаянную в свое время вывел начисто, так что я бесов Визитерам называю еще и из искреннего моего к сему великому человеку уважения) стоял себе и ухмылялся, глазами зыркал. И не прогонишь ведь, а то как его прогнать, они и сквозь стены ходют и даже если шумно-шумно все равно слышишь их, ведь на то он и бес, то есть Визитер, чтобы прямо в голову к тебе втемяшиться и сидеть там, покуда не уйдет.
Говорить-то мне с ними и Бурах запрещал и даже сам Симон Каин, то есть Главный Главных, как мы простой люд его зовем. Запрещали оба. Только один из про тех Визитеров прознал по лекарьскому долгу, а второй просто из любопытства, большой любитель наш Симон собирать диковинные редкости и с бесноватыми тоже дружбу нет-нет, да и заводит. Чтоб значит доча его, главная бесноватая та сейчас в городе нашем никакой обиды аль конкуренции не знавала. Ну он то другое говорит Главный Главных наш, а я знаю, потому что бесноватый сам и чутье у меня зоркое. Бесноватые Хозяйке те. Все три. Тока одна, та что Сабурова, совсем уж стара для Хозяйки стала и морфином окаянным столичным увлекалась сильней чем надобно, а другая та что Ольгимская так еще дите совсем малое, куда ей с Марией то тягаться.
Вот я и не говорю ничего Визитеру толстому, противному в халат замотанному. Хотя так порой подмывает сказать усеем этим выкормышам бесовским «А ну пшли прочь, гады из головы моей!», что крысе огромной с тросточкой, что головастику тому бледному, что пауку говорящему, что… Ой… Да что и говорить. Много их бесов то тех. Все лезут и лезут, лезут и лезут, а народу то плевать, ибо веры в народе нет, одни одонги-замарашки да степняки, вроде гаруспика Бураха, али старшины Оюна молодцы. Держатся за своих богов бычьих, то бишь Турахов, а народу остальному кроме Симона и Бога другого не надобно. Хорошо еще меня бабушка с детства выучила, для чего Собор выстроен был, про бесов выучила и про ангелов. Так учила знатно, что видно и стал бесноватым. Зато в Вере моей сомнений нету ни у кого и у меня тоже. Легко верить в бесов, когда каждую ночь их видишь. В ангелов сложнее, но коли бесы здесь, значит и ангелы где-то тоже прячутся. Значит и Бог на небе сидит да за нами грешными приглядывает. Так я рассуждаю обычно в моменты сомнений грешных. Бабушка то уже не сомневается совсем, проще то ей конечно, она то еще в то время от Песчанки слегла, так теперь на небе сидит и не болят у нее ни ноги, ни спина, как она часто жаловалась, да Оспина гадюка едкая не дразнит ее больше «Староукладкой». Тьфу! Слово то какое-то выдумала! Староукладка… Будто бы бывают старые Уклады и новые. Уклад он один. Или Закон, почитай если другим словом назвать. И его нарушать не след, а то худо будет, как бесам тем, что меня одолевают, я ж зоркий, я вижу что мучаются, хоть и речи лукавые ведут, хоть и непотребно выглядят.
Я почитаю, что ежли и есть Ад, то он в как раз в том, чтоб бесом стать, да по земле скитаться, по Степи нашей от края до края. И не так, что хорошо бродить себе, да благостью красоты упиваться, а худо бродить, плохо бродить. Гнить заживо, тока не телесно, а душевно, что во сто крат хуже. Гнить душевно значит страхом да злобой маяться. Так и будешь гнить, пока не сгинешь, почитай сгниешь совсем уж начисто. На Чи Сто. И тогда уже только Сатане на потеху в его узилище подземное, на сковородку, али еще в чью-то клыкастую глотку, не в том суть.
Не след мне с ними говорить, особенно когда речи вести сами первыми начинают, особенно когда вопросы задают. По-первому делу мне еще интересно было, мочи не было, говорить с ними хотелось, а теперь пообвыкся, ничего. А то глядишь, пообижаешь беса того молчанием пообижаешь, он и уйдет кого-нить другого своим злокознием донимать, а от меня от Писаря маленького отстанет. Благо один я остался, без брата. Он как переряживать нас начали, сразу так мне и говорит: «Жена у меня говорит, доча маленькая, мочи нет терпеть это Каиново самоуправство. Так глядишь завтра еще и детей своих ему, али даже внуку его Хану в Многогранник все хором отдадим на опыты». А я возьми да ляпни «Все так и будет, как сказал ты, брат мой хороший Вадим. Ты поезжай-ка лучше в Столицу, али еще куда, поживи там чуток, с семьей уезжай вроде как на отдых. Должность у тебя побольше моей будет, уважение, авторитет, глядишь отпустит тебя старший по Чинам наш, Сабуров-то. А Почте нашей чего сделается. Она и без тебя простит. Много ума не надо, писульки по городу передавать, на то и моего ума болезного хватит Поезжай, брат, поезжай…»
А он возьми да и уедь. Вроде ведь и не верил никогда, что я чую, что предсказать могу, думал просто на голову ушибленный, говорил так дразнился, даже бил, чтобы дури меньше было. А потом лицом почернел при том разговоре нашем и уехал с дочкой и с женой новой. Взял и уехал, ногой своей деревянной постукивая (почти как у (пацан из складов) того, атамана ребятушек нашних). Даже не попрощался, а еще брат. Мог бы и с собой взять, межу прочим. Я Столицу то и не видывал никогда, один тока Театр местный, да собрание одонгов-заморащек в кругу где они силушкой за кровушку меряются. Вот и вся культура моя помимо книг любимых. Вот и все развлечение. А мне тож интересно. Я ж как Писарь и Почтарь человек грамоте обученный, хочется еще что-нибудь посмотреть кроме города нашего. Ну и шут с ним, помогай ему Бог в дороге. Что Городу то сделается, пока он там?
Да буит и Многогранник дитями набит, буит и еще всякое… Всякое… Я так не все слышал, но то мне бесы очередные ночью на уши нашептали. Но кончится хорошо должно все. Бесы говорят что худо буит, очень худо, да не верю я им, на то они и бесы, чтоб козни строить. Хорошо все буит. Боженька всех тех непотребств не допустит, на то и Закон с Укладом нам даны, чтоб все хорошо было. Пока стоит Закон все переживем. Коли нет Закона, а зачем же ж жить тогда в беззаконии?
Этого еще брат не понимал, когда меня твирином опоил, да и науськивал жену свою первую, любимую, да разлюбленную загубить. Нож мне дал, хотя мне нельзя было острого в руки брать, я ж бесноватый ужо тогда был, да еще и мал слишком, что вообще против усего нашенского Уклада. Дал он мне нож, грит режь-бей-души жену мою, на то и брат ты мне! А я ему взял, да и полноги отрезал, чтоб худого не думал. Жена то убежала первая, далече-далече тогда как узнала, в город даже не вернулась ни разу. Я ее понимаю в целом, а то! Хороши родственнички, один ее со свету хочет сжить, другой так и вовсе малохольный людям ноги режет, да все твирин пьет, не просыхая. Брат еще понял, что не прав был и горевал. Из-за жены первой (любил то сильно, оттого и губить хотел, но это он потом понял) да и из-за ноги тож. Но что такое Закон хоть ненадолго да воспринял, хотя слушал то он больше деда, что нас растил, чем бабку. Слушал как правильно Дело организовать, как Дом с семьей содержать, на то он и старший. А я младший и бесноватый, что с меня взять то? Как собачка. Вот мне бабка все больше про Небеса да про Ангелов.
А потом у него дети, у меня Визитеры, так и стали жить. Все вместе были, как-никак. Он же брат мне, да и я ему. Не ангелы, но и не звери, не сказать чтоб любили, да особо и не ругались. Разные уж чересчур, как запросто промеж братьями бывает. Были вместе стали врозь. Он теперь во Столице заморское что-нить кушает, семью на чудеса чудесные смотреть водит, а я здесь, письма разгребая в плаще этом треклятом и маске неудобной вороньей. А еще переселился из лачуги своей в брата, ну то есть еще в дедов дом, а он большой, за ним следить надобно. Да как уследишь, когда работы столько да еще и ночью спать не могу, все Визитеры в глаза и уши лезут.
- Ты можешь не спать! Вообще. Отныне ты можешь не спать, иначе мы не успеем и нее сможем… - произнес толстый бес в халате какими-то закорючками исписанным. И замолчал.
Ой… Видали мы таких. Хорошо хоть не рычит, да на человека похож. Слушать я его усе одно не собираюсь, а вот сон мне нужен, сон здоровый на твирине настоянный, как меня лекарь Бурах учил.
- Нет больше Бураха. Кончится Бурах Исидор со дня на день. Будет теперь вместо него его сын Артемий.
Ага-ага… Так я и поверил. Не смотрю даже на Визитера своего нового, сижу писарьскими делами занят, твиринчик из стакана прихлебываю да пирожками с маком закусываю.
- И Исидора не будет, и Симона Каина скоро не станет. Так что порушат и твой Уклад и твой Закон. А ты пока дурью маешься, вместо того чтобы… - сказал и опять молчок, будто не знает как продолжить и чего мне еще рассказать, какой еще лапши на уши навесить.
Да мне что, мне ничего, легко мне. Просто мне. Бесноватому то вообще проще живется чем люду обычному.
- Точно! – как заорал бес, сразу как мне это подумалось. – Я знаю. Я до тебя достучусь. Слушай… - Сказал и исчез. Только я вздохнул спокойно, теперь то высплюсь хоть чуток, глаза уж не такие красные будут, голова буит меньше болеть, только значит вздохнулось мне как слышу музыку какую-то чудную ненашенскую и не поймешь песня то или не песня, да и сзади чего-то еще. То бес на меня морок заслал. И голос такой суровый, нечеловечий все начинает и начинает жутко «Однажды! Однажды! Однажды!» и не говорит больше ничего. Совсем кисло от этого морока мне сделалось, хоть и привычный я, а все ж ночь на дворе, да и один я совсем в большом доме. Нет вокруг никого.
А потом….
А потом Голос тот мне историю рассказал. Да такую, что я перепись то свою документную сразу отложил и слово в слово переписал то, что слышал.
Ибо…
Сильная была сказка та и правильная очень. Правильная. То я в ней разглядел. Я как записал, так ко мне снова Визитер явился в халате своем и говорит:
- Ну что, будешь мне теперь верить, Исполнитель? Будешь? Вот. И ты мне верь. Потому что я не уйду и с тобой буду. Меня можешь звать…э… Писарем. Потому что тоже вроде как Писарь. А тебя я буду звать Героем, потому что все одно имена ни мне ни тебе не нужны.
А я и верить ему не мог. Ибо хоть и бес был явно, хоть и Визитер, а сказку он мне рассказал хорошую, умными людьми сочиненную. Вот сказка то сия, мною со слов незнамо кого записанная, благо Писарь то мой новый знакомец сразу признался, что не он то сочинил.
«Однажды Ежи был собак
а Петруччо был почтмейстер…
Петруччо любил собак
одевал их
ласкал
водил
заставлял прыгать
носить вещь…
падать
гулять
падать
носить вещь…
однажды Петруччо взял собак и пошел гулять…
ориентировался по звездам…
ветер…
они шли долго…
старуха встретилась им…
навстречу – старуха.
Петруччо вдруг сказал:
- взять!
Петруччо взял Ежи и говорит:
- взять!
а что взять?
у кого?
зачем?
Петруччо не любил старух, а Ежи любил…
Петруччо взял Ежи и обработал его психологически
чтобы он набросился на старуху
даже намордник снял
а Ежи укусил Петруччо.
Ежи не отвечал за свои поступки
отхватил сразу полноги…
то есть, Петруччо отхватил пол ноги
но ведь две и две трети ноги это не так мало…
а старуха убежала…
а Ежи укусил Петруччо…
Ежи не отвечал за свои поступки
потому что был собак
это просто быть собак
не отвечаешь за поступки…
а Петруччо отвечал
за свои поступки
за поступки Ежи
за старуху
за дом…
а старуха убежала…
а Ежи укусил Петруччо…
тут Петруччо разозлился, обиделся
надел ошейник, стал показывать пальцами
дразнил его
бросал палки
камни
заставлял его ловить зверей
птиц
живность всякую
дичь
кроликов
зайцев
ондатру…
- принести хурму!
сказал Петруччо один раз…
- принеси мне хурму
сказал Петруччо
а Ежи пошел и принес…
однажды Ежи был собак
а Петруччо был почтмейстер…»
_________________
Тьма - лишь изнанка света
Last edited by Игорь Лаптев on 11 Feb 2007, 10:20, edited 2 times in total.
|