Вот, рисовок пока нет, хотя идей много. Поэтому выставляю свой фик... не знаю, можно ли считать его законченным. Он не цельный, зарисовки можно читать в любом порядке. Давно хотела написать нечто подобное... В общем, выставляю на ваше суждение. Может, продолжу, если вдохновение соизволит меня посетить. Фик можно назвать "Осколки", но по моему это как-то пошло. Но других идей пока все равно нет.
#9. Полководец.
От его формы пахнет порохом, пеплом, дымом сожженных тел и ткани, тяжелым запахом раскаленного железа и крови. От него никогда не пахнет этим умирающим городом, пыльной степью, горьким дымом сожженных листьев, тяжелым запахом твири и Песчаной язвы.
Его смерть чужда этому городу. Она пахнет совершенно по-другому.
#0. Правда.
Он не мог врать даже сам себе. В любом случае надо было чем-то пожертвовать. Его обуяло бесконечное отчаяние, которое он не в силах был унять, загнав в самую потаенную часть своей души.
Настолько он любил правду.
#5. Линии.
Когда я прикасаюсь к нему, совсем как сейчас – словно миллионы булавок впиваются в подушечки пальцев. Интересно, ему тоже также до боли хорошо, или я такой один? Звуковая волна из-под его губ:
- Ты выпил слишком много этой твоей твириновой настойки. У тебя интоксикация.
Она колеблет мир, он идет волнами, расплывается, разбивается на тысячу острых осколков. Этот визир сломан!
- Дай мне немного времени… я сделаю лучше…
Нехорошо разочаровывать любимую игрушку Властей. Я волнуюсь. Его одежда шелестит тысячью стеблями твири. Он приподнимает меня, что-то тихо говорит, наверно что-то важное, не шелест шумит в ушах. Кажется, я чувствую, как глаза стекленеют.
- Бурах! Бурах! Ты слышишь меня?
- Ойнон…
Ойнон берет меня руками за голову, поднимает ее к своему лицу. Его волосы похожи на облака, а губы на цвет кровавой твири. Я поворачиваю голову, чувствую губами его пряно солоноватую кожу. Он не эфемерен, как хорошо. Ойнон боится за меня, как хорошо.
- Не волнуйся, ойнон. Если я уйду, кто же будет твоим одонхе из менху кроме меня?
А в глазах его линии, красиво переплетенные линии, иногда узлы. Двенадцать узлов.
- Надеюсь, ты любишь достаточно сильно, ойнон?
Идеология должна быть сильной. Это не позволит человеку уйти.
- Да… все хорошо, Бурах. Держись.
#10. Жар.
В комнате стоял приятно щекотавший ноздри запах горячей воды, пробивавшийся через плотную завесу резко бьющего в голову запаха твирина. Ванна, подумал Петр. Да, принять ванну стоит, особенно перед таким делом. Размышляя таким образом, он уже перетаскал в свою комнатушку на втором этаже заброшенного здания несколько десятков, а то и сотен ведер кипятку, и, обварив себе, правда, все руки, наконец наполнил стоявшую посреди комнаты ванну.
Ванна, впервые за много дней полная, стояла гордо и даже немного самоуверенно. Петр скинул ботинки, надетые на босу ногу, кончиком пальца осторожно тронул туго натянутую водную поверхность – было очень горячо. Фыркнув, Стаматин влез в ванну, половина воды выплеснулась через край, умывая пыльный пол.
Приятно покалывало ступни, Петр даже зажмурился от удовольствия. Вот наши простые мирские счастия, мы вам ни какие-нибудь бакалавры столичные, которым нужно Бог весть что… панацею им хочется, шабнак-адыр, Многогранник – все им вынь да полож! Сложные люди…
Было как-то неудобно и не горячо. Петр плюнул с досады – он же в одежду. Прямо в ванной он скинул плащ, рубашку, вылез, разливая по комнате воду, из штанов. Жар тут же залил все тело, стало спокойно и даже уютно. Совершенно не хотелось вылезать. Петр опустил из ванной руку и нашарил на полу бутылку твирина. Удовлетворенно поболтав жидкостью внутри – бутылка была наполовину полная, Стаматин прислонился губами к горлышку. В голове сразу взорвались миллионы разноцветных брызг, и, казалось, еще немного, и поднимется к небу новый, воскресший город, город Многогранников, город, игнорирующий законы физики, вообще все законы этого мира, созданный руками безызвестных людей, никогда не бывавших в столице и не испорченных ею…
Звон разбившегося стекла вывел Петра из апатичной задумчивости. Осколки пустой бутылки блестящей дорожкой рассыпались перед ванной. Черт, не наступить бы, как вылезать буду, отметил про себя Стаматин.
Понежился бы подольше, да дела… Наверно жар огня также горяч, как и эта вода, так что будет небольшая разница. Можно будет представить себе ванну и свою квартиру, и на душе станет спокойнее.
Пора. А то передумаю, - подумал Петр, вылезая из ванны, и тут же наступил на остро холодные осколки стекла. Черт, вот что значит «ходить по битому стеклу». Похоже, только в дамских романчиках это красиво и пафосно. Ладно, теперь это не страшно. Только больно немного. Все равно умирать иду…
Страшно все таки. Умирать-то. Хлебнуть бы твирину для смелости, да кончился уже весь, - думал Петр Стаматин, надевая костюм Исполнителя и выходя на улицу, позволяя себе забыть запереть дверь.
#1. Жизнь.
Ты похож на игрока, на заядлого игрока в русскую рулетку, - шевелятся губы Самозванки. Гаруспик усмехается. Сыграем? У тебя есть, что поставить, или ты уже отдала свою жизнь?
#2. Ревность.
Он ревновал Еву. Ревновал младшего Влада, Виктора, Марию, ревновал всех своих приближенных. Ревновал Самозванку Клару и безумно ревновал Гаруспика Артемия.
Он ревновал их к своему заклятому врагу. Ревновал страстно, хладнокровно жертвуя другими и не щадя себя.
Он до безумия ревновал их к смерти.
Все. Как - то так...
_________________
На все вопросы рассмеюсь я тихо,
на все вопросы не будет ответов.
Ведь имя мое - Иероглиф,
Мои одежды залатаны ветром...
|