Вот, я тоже творческий человек, я тоже постарался.
Это так называемый дневник Бакалавра. Скажите мне - стоит ли продолжать.
I.
Я ехал по северо-восточной ветке, в сторону моей последней надежды на сохранение «Танатики», Симона Каина. Жил он по свидетельствам Исидора (моего спасителя) в месте крайне необычном. Что ж, я видал и не такое. Много лет я безуспешно пытался победить смерть не в частном случае, а вообще – пытался предать смерть, смерти. Безрезультатно. Враг оказался силен и неприступен, а его истоки по-прежнему оставались для меня загадкой. Уже в поезде, следуя рельсам, в осенней степи, я пытался хотя бы приблизительно представить, как мог выглядеть «бессмертный человек».
Как говорит Исидор, он держит город, значит, он все еще силен и не может быть ссохнувшимся стариком, скорее всего старость так его и не коснулась. Черты лица, по-видимому, правильные и крупные. Широко распахнутые глаза, мощные плечи, сильные руки, мудрый и цепкий взгляд – он так и излучает здоровье. Главное, общаясь с ним, дать понять, что осмотр никак не унизительная процедура, а важный шаг к процветанию мира. Танатика – дело всей моей жизни, и я не дам уничтожить ее своим отказом. У меня нет права на ошибку, это мой последний шанс.
II.
Танатика, зародилась еще в моих юношеских мечтах, уже тогда когда я, после кончины матери, начал задумываться о смерти. Еще нежным отроком, с пушком на подбородке, я поступил в медицинское училище. Там было много занятных людей, и они составили будущую основу Танатики. Не все конечно. Кто-то уехал, кто-то поступил на службу властям, но многие остались со мной. Тогда было безбашенное время, в свободное от исследований время, мы развлекались, как могли. Все, за исключением меня в это время забывали о главном деле жизни. Даже веселясь и дебоширя, я мысленно просчитывал все возможные варианты исследований. Уже тогда, власти стали проявлять повышенный интерес к проекту и негативно о нем отзываться. Мы исследовав множество случаев смерти, хлебнувши сполна страдания людей, объявили смерть своим главным врагом, безжалостно приносящем страдания людям. Несмотря на все наши попытки ослабить хватку смерти, нам удалось немногое - мы смогли лишь заставить ее ждать, оставаться в стороне, но затем она все равно настигала жертву и вперив в нее свои лукавые очи, забирала к себе. Тогда Танатика процветала. Но так не могло продолжаться бесконечно – вскоре начали кончаться деньги, и нам пришлось довольствоваться малым. Вслед за первой неудачей последовала и вторая, беда никогда не приходит одна, начались массовые репрессии к исследователям. Власти сочли их бездельниками, и паразитирующим классом и многих сослали на каторгу. Нам пришлось уйти в подполье. Именно тогда я выработал свои основные качества, стойкость, хладнокровность и готовность бороться с судьбой. Положение ухудшилось войной при Карстровых бродах. Жестокая инквизиция, на время взявшая бразды правления в свои руки, привела страну к голоду. Крыса, Тельман, собственоручно собрался погубить лабароторию, у людей так бывает, они рушат все, чего не могут понять.
III.
Несмотря на наше бедственное положение, мы по-прежнему боролись со смертью. Не буду лукавить – мы не намного продвинулись с тех пор. Ужасное оборудование, комнатуха, похожая скорее на шкаф чем на жилье, вот все что осталось от прежней Танатики. Многие из нас усомнились тогда, и ушли, оставшиеся рвались на фронт. Я используя весь дар убеждения, призывал их остаться, но не все последовали моему совету. Остались только самые преданные. Я, Дьякон, Анатом, да Историк. Знали мы друг друга под кличками, поскольку во время репрессий мы скрывали свои истинные имена. Спустя полгода, началось затишье – мы частично восстановили Танатику, но она уже была не такой как прежде. Мы продолжали работу. Вскоре, как гром среди ясного неба, страну облетел слух о отступлении наших армий. войне. На сей раз война велась почти рядом, и ужаса военного времени я хлебнул сполна. Задохнулась последняя надежда на победу над смертью, но неожиданно, нам пришло письмо от Исидора, который сообщал в нем о том, что кажется знает как нам помочь. Это было нашим последним шансом. У нас появилась вера в победу. Мы хотели снарядить экспедицию, но денег на всех не хватило, и я отправился в одиночку.
IV.
Я был в поезде абсолютно один – не считая глухонемого машиниста. Что за странные люди эти степняки! - воображают, будто степь поглотит в свое чрево поезд. Мне, борцу со смертью, пришлось задействовать все свои связи, для путевки в этот город. Неужели он какой-то особенный? Этого просто не может быть.
V.
Мы приближаемся к конечной цели нашего пути, к городу. Скоро я сойду с поезда, и приминая ногами твирь, спущусь на землю. Как я по ней соскучился, по земле! Этого не поймешь, пока в течение четырех дней не обмолвишься ни единым словечком, пока не просидишь на одном месте, на неровном сиденье, почти целую вечность… За окном все также - степь и бесконечный дождь. Мне горестно и тоскливо. Солнце постепенно заходит за горизонт, вечереет. Меня укачивает поезд, и я засыпаю крепким, здоровым сном.
VI.
Очнулся я из мира грез лишь тогда, когда поезд прибыл на место, и глухонемой машинист, что-то воинственно мыча, начал гнать меня с насиженного места. Он начал пинать меня ногами, пытаясь разбудить, и тогда мне захотелось его ударить, как следует, но я вспомнил наставления друзей, и сам поспешно выскочил, захватив лишь свою поклажу. «Ни во что не вмешивайся, так ты погубишь наше общее дело» - звучало в голове, когда я, ступив на мокрую траву, окунулся в ночь глухую.
И вправду бесподобное место – рядом с нашими тремя вагончиками, рядом с нашим куцым поездом, стоял темной громадой вокзал. В воздухе, я впервые глотнул вдоволь воздуха, было что-то особенное, растекающееся по всем жилам. А вокруг – бесконечная степь, куда ни глянь. Где же город? – Наверное, дальше, за вокзалом, сам себе ответил я.
VII.
Обойдя громадный вокзал слева, успев вдоволь надышаться, я наконец-то подошел к жилому кварталу. Первое что я увидел, было странным сооружением, зданием, состоящим из трех этажей, без крыши, и с первого взгляда похожее на руины. Птицы давно облюбовали это место и сейчас, завидев меня встревоженные, улетели прочь. «Надо бы осмотреть вокзальный пригород, как-нибудь на обратном пути» - заметил я про себя.
Я подошел к одному из домов, и постучался - мой стук отозвался гулким эхом в ночи, но никто не ответил. Я осмотрел и другие дома, но и там меня встречало молчание. Я продолжал искать ночлег – не пристало ученому ночевать на улице. Поправив плащ, я осматривался.
Индустриальный пейзаж, вперемешку с очарованием степи. Для тех, кто любит и то, и другое – нет более ласкающей душу картины; солнце спряталось; небо все, от края до края затянуто серыми тучами; луна, ехидно улыбаясь, наблюдает за тобой. Самую малость устал. От земли исходит необычайно сладостный дурман, хочется вдохнуть его весь в себя, до последней капли, зажать его в груди, но не он попадает к тебе в плен, а ты к нему - вдохнув его, ты с каждой минутой будешь умирать. Агония может длиться годами, что обычно и происходит, но, единожды вдохнув этот аромат, ты уже никогда не избавишься от него. Попадешь сюда – дашь подписку на верную смерть. Хотя… Едва родившись, мы уже обречены – нельзя утаить, что примерно такие размышления занимали меня, когда со спины послышался подозрительный шорох.
VIII.
Я резко обернулся. Оглядел сквозь призму ночи все вокруг – ничего. Только спокойствие и тишина. Взмахнул в тягучем воздухе рукой – ничего. Я резко вскринул: "Кто здесь?", но никто не отвечал. "Кем бы ты не был, назовись!" - молчание, лишь листья перелетают, подгоняемые ветром. Продолжая путь, я поминутно оглядывался по сторонам, осторожно ступал по земле, и при каждом подозрительном шуме воинственно оборачивался, нервно сжимая мокрый от пота скальпель. Кто бы он не был, он не в силах помешать мне добраться до ночлега. Dixi.
Светало, и я смог различить, что за мной никто не идет. Вскоре стали вырисовываться округлые очертания реки.
IX.
Насколько я помнил, во втором письме Исидора, которое я предусмотрительно уничтожил, было сказано несколько строк о доме, в котором живет Симон: «Если встать спиною к Столице, а к городу лицом, и идти по левой руке, то у западного берега Жилки, близ странного сооружения, и будет его дом». Поняв, что гостеприимство, в три часа ночи здесь не принято, я по зрелому размышлению, решил остановиться прямо у этого «бессмертного дракона». Поднявшись по каменным ступенькам, еле держась на ногах от усталости, я как в тумане подошел к большому двухэтажному дому. Он заметно выделялся среди всех жилых домов, и при доле фантазии, его можно было назвать «странным сооружением». Выделялся он своей необычной окраской и конструкцией. Первый этаж - как и везде, но дверь была массивной и широкой, а с тыльной стороны дома находилась веранда. Второй этаж был частично расписан различными узорами, и на улицу выходила просторная лоджия, на которой так удобно отдыхать. Поверх второго этажа приютилась башенка, тоже в росписи, и сделанная видимо для украшения. Она придавала конструкции законченный вид. На улице холодно, сразу видно, что осень – холодный ветер пробирает до костей. Небо багрово красное, и, кажется, слышно, как плывут облака.
Я, из последних сил противясь сну, постучал в деревянную дверь особняка. Ту отворила девушка в парейро, и я, нисколько не удивившись ее не по погоде прохладному костюму, зашел в дом. Она взяла меня за руку и отвела наверх. Я скинул плащ, в бессилии упал на кровать, бормоча благодарности. Хлопнула дверь, и я провалился в сон.