Я постоянно вспоминаю о Гротовском, потому что «Мор» и мои представления о форме компьютерных игр вышли из «живых игр».

Что это такое?

Это то, во что я превратил настольные ролевые игры.

Самая популярная из них называется Dungeons & Dragons, с кубиками. Собирается компания людей. У каждого игрока есть свой персонаж — воин, маг, священник, гном… С ними ведущий, который используя модули [письменные руководства - ВК], ставит перед игроками определенные задачи, например, спасти принцессу от злого волшебника, и рассказывает им, что с ними происходит.

Игроки бросают кубики. По результатам броска определяется успех или неуспех их действий, и ведущий переходит к тому или иному следующему пункту программы. Своего рода модифицированная игра в орлянку.

Большинство подобных игр превращается в такую придурковатую, раскрашенную математику. Характеристики каждого персонажа имеют некий цифровой эквивалент. Сила, интеллект, магические способности – все в цифрах. За рубежом выпускаются целые тома с системой расчетов: они позволяют быстро определить, что будет, например, если эльф тридцать третьего уровня при таких-то и таких-то обстоятельствах метнет в вас, с вашими такими-то и такими-то параметрами, шаровую молнию.

Я этим долго увлекался, но в какой-то момент вся эта цифирь мне надоела. Мне было тогда семнадцать лет.

Тогда я решил оживить своих друзей-игроков, попытался создать их среде естественный и управляемый конфликт. Во-первых, я ввел элемент театрального действа - давал игрокам задание изображать эпизоды игры в лицах, ввел музыкальное сопровождение. Задания игроком я стал передавать в виде записок, чтобы он не знали всего друг о друге.

В какой-то момент я столкнулся с тем, что элементы театра не работают без аудитории. Трудно играть друг для друга. Вот тут, кстати, я и услышал о Гротовском и стал искать все, что можно было о нем найти.

В конце концов, я ввел «летописцев». Это были люди, которые получали сжатый протокол игры и на его основе делали ее описания в форме художественного текста. Игроки как бы попадали в роман, где их действия получали нравственную оценку. Эта фигура их мобилизовывала, меняла их нравственно. Они стали играть перед этой невидимой аудиторией, перед почти божественной фигурой того, кто оставляет их в вечности.

Это действительно работало, но только тогда, когда был интересный сюжет с нравственной проблематикой. Когда игрок всерьез задумывался — покарать или пощадить, солгать или сказать правду, совершать или не совершать предательство, когда человек, наконец, понимал, что от его поступков зависит его душа.