Нэ-нэ, вот и родилось в сердцах форумчан сочувствие к запертым степнякам и их родичам... лично мне всегда казалось это одним из самых страшных эпизодов - семь дней запечатаны в заразном корпусе, а родственники семь дней не знают, живы ли их семьи.

Кстати, да. Буквально ткнули носом. И правильно сделали.

Теперь вот думаю - правильно ли? Как-то это проходило мимо, фоном для переживаний за главных героев и их Приблаж... Приближенных.

Такие вещи не должны оставлять людей равнодушными. А в игре достаточно формально это было обрисовано. Трагизма не ощущалось.

А у меня - ощущается?

Ну... да.
По-моему, Вы все правильно делаете...

Во-во.

Нях, хотелось бы верить.
Спасибо.

Пустота

-- посвящается Temrak

Четвёртый день от начала Второй Вспышки

Ещё на подходе к мосту через Жилку он заметил чумные знаки. Траурные тряпки из мешковины, натянутые на палки, и привязанные к концам получившихся вымпелов дохлые крысы - страшные символы того, что и в квартал Дубильщиков проникла Песчаная Грязь. По улице, еле передвигая ноги, бродили заболевшие; словно заведённые, от кордона к кордону, не останавливаясь ни на минуту. Бесконечный маятник - пока не кончится завод, и очередное тело не свалится на мостовую в агонии.
"Значит, и к нам..."
Схватившись за парапет набережной, Хиннарэ замер на месте. Вот оно, прощание с прошлым - самое настоящее, после которого уже либо смерть, либо бездумное повиновение судьбе... Волей ли степи, случайностью ли, но всё это оказалось чересчур уж хорошо подгадано по времени.
- ...я этого не хотел!
Бегом, не обращая внимания на болезненные толчки сердца, на шум крови в ушах и подступающую тошноту. Мимо "Стержня", и направо. Молнией мелькнуло: войти в заражённую зону безо всякой защиты - подобно самоубийству... и сразу же, пугающе холодная мысль: всё равно.
Всё равно. Если суждено умереть, то хотя бы рядом с родными людьми. Ну, почти что родными.
Дверь. Незапертая - ну конечно, заражённые дома стояли открытыми, словно в ожидании помощи. Кровавая слизь на стенах. Волна удушливого запаха - твирь и гниение, окна ведь были закрыты, по обычаю - на ночь дом должен быть заперт всецело и полностью...
"Нет... здесь же невозможно дышать..."

Очередной приступ рвоты заставил упасть на колени. Ничего, сейчас будет лучше... ненадолго хотя бы... Хиннарэ уже почти не сомневался, что заразился во время раскрытия тела для столичного доктора. Вопрос в том, сколько осталось времени - и хватит ли оставшегося на то, чтобы исполнить волю Степи.
Почти ползком, уже не пытаясь увернуться от пляшущей зыби заразы, он добрался до кухни.
"Мама..."
Янка даже перед смертью не выпустила из рук кухонное полотенце. В сознании вспыхнуло беспощадное по своей ясности видение: вот вдова Ваграма выглядывает в окно, отшатывается и задёргивает штору. Дрожащими руками берётся за нож и буханку хлеба... через несколько минут завтрак готов. Женщина поднимается наверх - будить дядьку Гверэ. Мгновением позже с искажённым ужасом лицом сбегает по ступенькам и зачем-то начинает вытирать и без того чистые ложки и тарелки...
- Нет. Не надо. Не надо!
Но земля не знает сострадания. Вся агония, почти животный страх, вся обречённость приёмной матери, осознавшей, что это - конец, что спасения не будет, и чудесного лекарства ждать неоткуда, все долгие часы в мёртвом доме проплывали перед внутренним взором Хиннарэ, заставляя судорожно стискивать зубы и почти что выть от бессильной злобы.
Смотри, смотри, выразитель воли Уклада. Смотри, что бывает, когда нарушен порядок вещей и всё начинает катиться в бездну. Думай, какие слова подобрать и к кому обратиться, чтобы этого не повторялось больше никогда. Всё в твоих руках, травник. Надо только верно сплести нити.
- За что?!
Нет ответа. И не будет. Всё и так понятно... кругом лишь смерть, ненависть и ложь. Всё это окружало Хиннарэ с самого детства. Но сейчас - стало почти невыносимым. Горечью во рту и раскалённой иглой, засевшей в левом виске.
Неожиданная мысль заставила полукровку преодолеть восемнадцать ступеней лестницы на второй этаж - и без сил привалиться к стене, глотая воздух.
Удэй приёмного отца. Знак власти над линиями и символ наследования роду Мангызов. Где же он хранился? Кажется, в комнате дядьки. Старшина так и не признал его главой рода... так и не признал... надо забрать священную кость и предъявить ему в знак того, что наследников одного из мудрейших родов больше нет.
Поворот. Дверь. Проходная комната, поворот... заперто! Зло всхлипнув, Хиннарэ ударил открытой ладонью по полированному дереву. Ну да... мать заперла труп снаружи, надеясь избежать заразы... ключ - в кармане её платья...
Но подняться сюда второй раз он вряд ли сможет.

Решение пришло неожиданно. Лезвие костяного ножа, который обычно срезал стебли печальницы и очищал корни савьюра, легко вошло в замочную скважину. Повернулось, хрустнуло - осколки упали на пол, но сейчас это было неважно. Мир сузился до резной шкатулки в изголовье кровати...
Спотыкаясь и чуть не наступив на руку мертвеца, скорчившегося у порога, полукровка в пять шагов оказался у стола и рванул крышку с изображением тучного аврокса. Кость... удэй отца... вот! Под горстью украшений покойной тётки. Тяжёлый...
Прежде, чем скатиться по лестнице, прижимая к груди удэй, Хиннарэ заглянул в свою комнату. Схватил первые попавшиеся чистые штаны и рубаху, а ещё - вытащил из-под подушки почти доплетённый браслет, подарок для Ойсэ. Удастся ли теперь отдать чернобровой хохотунье?
Ступени. Коридор. Дверь. Таким и запомнил он родной дом - грязные стены, невыносимая вонь, жуткие образы... ничего похожего на светлые воспоминания детства. Которые, несмотря на постоянные драки с ровесниками, суровость Ваграма и причитания Янки, всё же были светлыми. Но сегодняшний день выжег их дотла, оставив пустоту в душе.
Пустоту и боль.

"Ничего. Я успею. Всё будет исправлено, и никто больше не будет рыдать над телами родных. Всё имеет цену... главное - вовремя её уплатить. Получится. Заставлю. Если понадобится - умру, но выполню свой долг."
Перед глазами всё плыло, ноги уже совершенно не держали, но Хиннарэ заставлял себя идти. Прочь от мёртвого дома. Прочь от заражённого квартала. Туда, где хищной пастью раскрылись Врата Скорби. Шаг, ещё шаг... Остановиться, держась за оглоблю водовозки, отдышаться. И снова - вперёд. С упорством раненой гусеницы. Не думая о том, что очередной шаг окажется последним.
"Успею. Доберусь. Старшина должен знать... он больше не ошибётся. Иначе ему недолго осталось удерживать власть."
Серые драпировки прохожих. Нарукавники патрульных. Полустёршиеся вывески лавок и ржавые мусорные баки...
"Забор. Уже немного осталось. Хорошо, что никто не обращает внимания... мама, как же мне плохо... да, нужны настои... чтобы не заразить кровных... значит, сначала - к Сабе..."
Рельсы. Жаркий от солнца металл, слепящий глаза мёртвым блеском.
"Мёртвое. Всё мёртвое..."
...с отчаянием понимая, что дойти уже не получится, Хиннарэ упал в траву. Аромат твири обволакивал нежным одеялом, баюкал, уводил в сказочные дали...
...Ласка, встрепенувшись, положила на могилу незаконченный венок, и пошла к воротам.

Ну вот, теперь и Янка... Ох, страшно.

Сама в шоке. Правда. Но - сюжет есть сюжет, против него не попрёшь. Единственное, что я могла сделать - убрать изначальный градус надрыва.

Может лучше "исполнитель воли Уклада", а то странное слово какое-то получается.

Не-не-не, в том и дело, что ИСПОЛНЯТЬ волю Уклада остаётся другим. Хиннарэ именно, что ВЫРАЖАЕТ её, но сам ничего "исполнять" не вправе.

Свобода

-- посвящается Инку, родоначальнице аглаеславия

Седьмой день от начала Второй Вспышки

Для обречённых на смерть один день похож на другой. И незачем становится их считать - всё равно ведь не выживешь. Если не сгоришь от Песчанки, то задохнёшься от вони разлагающихся за считанные часы тел. Если в первые три дня патрульные ещё вывозили умерших, то потом... трупов стало слишком много.
Ойсэ вздохнула и крепче прижала к себе спящую Рамилэ. Старшая сестра малышки умерла вчера вечером, родители - ещё раньше. Вроде бы снаружи, на воле, оставался ещё старший брат, но сейчас нельзя быть уверенной ни в чём.
Внезапно она вздрогнула и прислушалась. Там, слева от их убежища, заскрипела тяжёлая входная дверь. Почудилось? После двух голодных дней и не такое почудится. Тряхнув головой, Ойсэ одёрнула короткое узорное платье и прикрыла глаза. Тогда, шесть дней назад, она пришла в Долгий проведать отца...

- ...Ты придёшь сегодня к реке? - Хиннарэ смотрел на девушку со своей обычной усмешкой, но в глубине раскосых глаз пряталась нежность. - Шурро собирается поймать рыбу размером с голову Боса Туроха. Хочешь посмотреть?
- Если я буду свободна, то подумаю. - рассмеявшись, Ойсэ откинула за спину тяжёлую косу.
Истошный вопль снизу:
- Ребята, бежим! Они хотят закрыть Долгий! Здесь Песчанка!
И - расширившиеся глаза травника, его пальцы на хрупком девичьем запястье, попытка проскользнуть мимо патрулей...

Они разделились, условившись в случае удачи встретиться в одном из пустующих складов. Но, уже почти выбравшись к Жилке, Ойсэ услышала сзади:
- Она тоже оттуда! Хватай девчонку, нечего ей заразу разносить!
Пришлось покориться. Что может сделать степнячка неполных девятнадцати зим против пятерых взрослых мужчин?
А потом началось страшное. Стоны, хрипы, проклятия со всех сторон. Извивающиеся на грязном полу люди, которым ничто уже не могло помочь. Плач осиротевших детей. Жуткие новости снаружи: там поймали одного из беглецов, там расстреляли троих, там одонг насмерть избил ополченца, но его подняли на рогатины люди Ольгимского...
Заколоченный Термитник истекал болью и слезами. Но боос твёрдо решил: не отпирать и никого не выпускать. Не пощадили даже маленьких детей.
Во время Первой вспышки, когда Ойсэ была совсем девчонкой, её и ещё три десятка малышни согнали в Короткий Корпус. Тогда тоже было страшно, но тогда с ними были две женщины из городских, назначенные присматривать за ребятнёй. И тогда рядом был Хиннарэ...

Вспомнив светловолосого полукровку, девушка стиснула зубы и поморщилась. Неизвестно ведь, жив ли он... нужно готовиться к худшим новостям.
"Для тебя главное сейчас - остаться в живых и защитить Рамилэ. Найти её брата... опять же, если он ещё не отправился вслед за родичами."
Чёрная вьющаяся прядь упала на лицо. Ойсэ сердито заправила её за ухо... и снова услышала скрип входной двери. Теперь он был настолько отчётлив, что на горячечный бред не спишешь. В комнату заглянула тётка Махьен, взвалившая на себя обязанность ухаживать за умирающими. Заразиться старая степнячка не боялась, отшучиваясь, что насквозь пропиталась твириновыми настойками, и Грязь её не возьмёт. Сейчас ввалившиеся глаза женщины светились безумной надеждой.
- Дочка, посмотрим давай... как вроде открыли нас? Неужели дождались?
Подхватив Рамилэ на руки, девушка с трудом поднялась и побрела следом за Махьен. Ноги подгибались от слабости, голова кружилась, пару раз пришлось даже опереться о стену плечом и перевести дух. Так, смаргивая непрошеные слёзы и по-детски шмыгая носом, Ойсэ вышла в большой зал. Остановилась у лестницы, гладя кудри мирно сопящей девочки.

Они все были здесь - все, кто выжил в эти семь страшных дней. Еле стоящие на ногах, исхудавшие до костей, растрёпанные, выбравшиеся из дальних комнат Долгого, куда их загнала болезнь. Все глаза были устремлены на распахнутую ржавую дверь, за которой виднелся кусочек неба. Ворвавшийся запах гари и речного песка - запах свободы - заставлял дышать полной грудью, глотая теперь уже счастливые слёзы.
Выжили.
Дождались.
Первой не выдержала внучка Махьен - шариком прокатилась до порога, выглянула за дверь. Обернулась и звонко крикнула:
- Папка, бабушка, пойдёмте домой!
По двое, по трое, выжившие выходили под сизо-серое полуденное небо. Поднимали головы и протягивали руки к солнцу. Некоторые, давясь рыданиями, валились на траву. Одна женщина лишилась чувств; её супруг, пожилой мясник с седыми бровями, легко поднял её и зашагал к реке.
Потом им предстоит убирать весь корпус, выносить тела, разводить погребальные костры. Из четырёх тысяч, что были заперты, уцелело около двух сотен. Потом будут вопли недосчитавшихся отца с матерью и скупая печаль вдовцов. Всё - потом.
Сейчас была только свобода.

...Рамилэ открыла глаза и потянулась. Глянула на старшую подругу, хихикнула:
- Тётя Ойсэ, а у тебя на лбу пятно!
- Да? - рассеянно провела девушка ладонью по лицу. И правда, копоть от жаровни, огнём которой они с малышкой пытались согреться...
- Да! Нет, так ты не вытрешь - умыться надо. Мы пойдём к речке?
- Пойдём. Конечно, пойдём, моя хорошая.
Они пошли вдоль берега - тонкая Ойсэ и её пухленькая подруга по несчастью. Патрульные удивлённо смотрели на них, но никто ничего не спросил. Как не спрашивали у остальных, переживших блокаду Термитника.
...Тая Тычик, Мать-Настоятельница, что-то звонко скомандовала троим степнякам, и они коричневыми тенями растворились в молчащих кварталах.
...на другом конце города, в сторожке кладбищенской смотрительницы, светловолосый травник Хиннарэ открыл глаза.

На секунду перепугалась - подумала, что заразилась девонька
А почему про аглаеславие в посвящении? Это Аглая приказала открыть Термитник, да? Эхх... ничегошеньки по игре не помню - не зря переигрывать начала...

Аглая, Аглая. Её нужно за это благодарить.

Да, точно она. По мне, это один из немногих поступков Аглаи, достойных уважения.

Наследие рода

-- посвящается DepresiveGravedigger-тян

Седьмой день от начала Второй Вспышки

- Мне нужна такая кровь, Оюн. - Бурах смотрел уверенно и дерзко. - Сейчас.
- А ты уверен, что имеешь право распоряжаться священной кровью?
Старшина насупился. Этот мальчишка уже преизрядно утомил его - приходит, что-то требует, чуть не кричит... И кто его надоумил явиться за кровью? Не та ли девка, что одним взглядом из-под смоляных ресниц заставила бооса открыть Долгий?
- Да, Старшина, я - сын Исидора, знаю линии и могу распоряжаться кровью. Тебе это ведомо.
Мрачно оглядев Артемия с ног до головы, Оюн понял: а щенок-то превратился в матёрого пса. Весь в отца... Старшина уже открыл рот, но от входа в каверну раздался бесстрастный голос:
- Ты принял ли наследство отца полностью, Бурах?
Артемий оглянулся. Раздражённый серый взгляд встретился с абсолютно пустым карим. Гаруспик нетерпеливо дёрнул плечом.
- Разумеется. Старинные рецепты и заветы отца я принял сполна - разве ТЕБЕ это неизвестно?
Хиннарэ усмехнулся и протянул руку, до самых кончиков пальцев обмотанную тряпками:
- Тогда где знак рода, Бурах? Где удэй твоего отца? Я не вижу его на твоей шее, а без него ты - не наследник рода. Так говорит Земля.
- Да, видно, тот, кто отдавал тебе отцовское наследство, утаил от тебя самую важную его часть. - с откровенной издёвкой подхватил Старшина. - Иди, и не возвращайся без удэя Бурахов. Я сказал.
- Я тебя услышал. - сквозь зубы, резко и зло.
Выходя из "комнаты" Старшины, Артемий словно ненароком задел плечом травника. И чуть не сплюнул от внезапно охватившего отвращения: тряпки, оставлявшие открытым только лицо Хиннарэ, были пропитаны тёмной кровью и источали терпкий травяной запах.
"Во имя Матери Бодхо... что это?"

Когда шаги наследника Исидора стихли, полукровка приблизился к Оюну и открыто взглянул ему в лицо.
- Старший, я принёс дурные вести. Род Мангызов мёртв... вот удэй моего приёмного отца.
Гладкая, тёплая кость приятно оттягивает ладонь. Спрятанные под повязками кровавые расчёсы - порошочек, полученный от сводной сестры, оказался с сюрпризом - невыносимо болели, но к ЭТОЙ боли привыкнуть оказалось достаточно просто.
- Весть эту мне принесли ещё три дня назад те, кто был послан в квартал Дубильщиков. - проворчал Оюн. Хвост нервно дёргается, елозит по камням - Старший недоволен?
Насмешливый шёпот трав подтвердил: конечно, недоволен. Самый почитаемый, глубоко изучивший линии, род исчез. Как не было его. Уклад ослаблен. Оставшимся грозит гибель - а ему, старшему над ними, бунт и смещение.
"А ты думал, что он обрадуется такой новости, Хиннарэ-травник?"
- Отец учил меня всему, что знал сам. Поэтому, Старший... я могу доказать, что знаю линии и готов наследовать принявшему меня роду. Позволишь ли ты?
Оюн фыркнул совершенно по-бычьи и наклонил голову.
- Позволить? ТЕБЕ? - снова раскаты грома в голосе, - Тебе, и так избранному Землёй? Нет. Я сказал. Исполняй свой долг и не замахивайся на то, чего не в состоянии постичь, Глас Уклада.
Хиннарэ смиренно кивнул. Этого следовало ожидать... Удэй исчез в широкой ладони Старшины.
- Я услышал, Старший. Слово Земли - когда Бурах докажет, что принял наследство, дай ему столько крови, сколько унесёт в горсти. Не больше и не меньше. Так правильно.
Мягкие подошвы сапог не оставляют следов в лёгкой пыли на полу каверны. Холод от вековых камней проникает под одежду, заставляя вздрагивать... их тяжесть - почти неподъёмная, почти непереносимая, их память - жуткая и острая, как нож мясника. Спящая до поры сила, такая же, какую Хиннарэ видел в мёртвых глазах тех, кто преследовал его - там, внизу. Бери и пользуйся. Твоё слово станет законом, и никакой Старшина не посмеет указывать, что тебе надобно делать... Стоит лишь пожелать.
"Нет. Не время. Мне - указывать путь, им - идти по нему. Только так."

Черноволосая женщина внимательно читает потрёпанную тетрадь. На миг отрывается от страницы - в глазах вспыхивает горькая ненависть. Губы что-то шепчут - не разобрать, что.
Оборачивается. Как будто видит, и печальная улыбка на миг озаряет усталые черты.
"Я - не твоя жертва, избранник Уклада. Не смотри так. Ищи в другом месте."
Хиннарэ, слабо застонав, прижимает ладонь к пылающему лбу.
Она знает. Видит. Как это может быть?
- Эй, что с тобой?
Знакомый голос. Как же его... ах, да, - Шурро. Точно. Медленно, очень медленно выговариваются слова:
- Всё... в порядке. Долгий открыли, да? Я же говорил... испытание... а он, наверное, и сейчас не верит.
- Кто не верит? Чего это с тобой, слышишь?
- Оставь его, Шурро. Наши умы не в состоянии постичь все замыслы Гласа Уклада. - презрительный смешок. - Лучше иди, покажись Тельяле, девка все глаза выплакала, гадая, жив ли ты.
Айло присел на корточки и заглянув травнику в лицо.
- Ну, что скажешь? Баба из столицы приняла наши беды ближе, чем ты, по крови почти родной нам... или такова и была воля Земли, а?
- Не трогай его, ты!
Шурро сжал кулаки, но остановился - слишком страшно прозвучало в наступившей тишине:
- Не нужно, пусть говорит. Пусть убивает, если хочет. Земля примет любое деяние.
Тот самый страшный чёрный взгляд и мёртвый голос.
- Эй, чего это вы тут делаете? - проход закрыла мощная фигура Миргенэ. - А-а-а, Травяная Невеста! Слышал я, ты не захотела говорить с боосом, и по твоей милости наши кровные сгнили заживо...
Тревожно замычал за стеной племенной бык...

У Оюна был хвост?

Эх,Хиннарэ,Хиннарэ...безвольное орудие в руках агонизирующего уклада Кстати странноватая у степняков система наследования,назначают на ответственные ме �та даже маленьких детей,и при этом отказываются признавать в человеке наследника рода без какой-то костяшки...дикари

Это только Оюн и исключительно из вредности! В остальных случаях назначения происходили по праву наследования, плюс одобрение Толстого Влада.

Ну... да.
Никоим образом не канон! Так что не стоит наворачивать круги вокруг модельки в Игре и искать этот самый хвост.
Звиняйте за допущенную вольность...
Ну, мы помним, что мясники и Тая признали Артёма наследником безо всякой костомахи... так что да, Оюн вредный и упёртый.

(окончание предыдущей части, опрометчиво удалённое вчера)

Айло слегка повернул голову, услышав голос приятеля.
- Не трать слова на этакую падаль, друг. Он всё равно скоро подохнет - а тех, кого унесла Грязь, уже не вернуть. Может, лучше оставить его им? - прищурился брат Рамилэ. - Это будет справедливо.
- Велика честь. Твоя сестра и мать с отцом, мой брат, остальные кровные - скольких смертей бы удалось избежать, если бы боос открыл Долгий? Не-ет, я думаю - раз уж назвался избранным Землёй, так соответствуй.
Миргенэ хищно оскалился и шагнул вперёд.
- Ты видела выживших, Невеста? Это тени - безмолвные запуганные. Ты знаешь, что маленькая сестра Айло во сне зовёт мать? Или тебе всё равно?
- Почему ты во всём винишь только его? - Шурро взвился, как ужаленный. - Почему не бооса, который принял решение закрыть Долгий, не коменданта, который выставил патрульных?
- Боос не виновен. - Хиннарэ с трудом разлепил запёкшиеся губы. - Решение принадлежит его сыну, и это - правда.
Никто, кроме Айло, не расслышал этих слов. Мясник, превозмогая омерзение, наклонился ближе.
- Что? Младший Влад?
- Да...
"Надо сказать Матери, что не того обвиняют. Так будет справедливо."
- Эй, слушайте! Вроде не Тяжёлый Влад, а его сын приказал запереть Термитник. Надо предупредить Мать, чтобы не трогали бооса...
Миргенэ и Шурро в изумлении уставились на него:
- Уверен?
- Откуда знаешь?
Айло горько бросил:
- Земля сказала. Ну так, кто со мной?
- Подожди-подожди... - Миргенэ задумчиво поковырял пыль носком сапога. - Матери нужны доказательства. Иначе как она поверит, что мы говорим правду? Пусть уж, если наша Невеста такая мудрая, она сама пойдёт и скажет.
- Тогда я пойду с ним. Чтобы убедиться, что Мать услышит истину. - Айло решительно дернул Хиннарэ за руку. - Вставай, слышишь?
Полукровка медленно поднялся. Крепко сжав его ладонь, юноша отрывисто проговорил:
- Только уговор: не трогать его пока. Старшина сказал - мы должны слушать слова Земли и исполнять её волю... до первой ошибки. Шурро, не держи зла - присмотришь за маленькой? Она спит, рядом - Ойсэ, но всё-таки..
Услышав имя девушки, светловолосый вздрогнул. На мгновение его глаза прояснились, но почти сразу же их снова заволокло чёрной пеленой. Шурро, подозрительно взглянув на остающихся, тяжело кивнул и пошёл к загонам - там сейчас расположились пришедшие днём женщины и дети.

"Не тревожься, избранный Степью и Кровью. Каждый сын Уклада получит то, что определено ему нитью судьбы. Не стоит сожалеть о неразумных - они лишь подрубают ноги удургу, которого нужно сохранить. Земля знает лучше..."
Шёпот в ушах сменился уже привычной давящей тяжестью. Хиннарэ успел заметить, как по проходу напротив двое одонгов ведут рыжего быка...
А потом своды каверны начали трескаться. Камни словно раскрывались, выпуская из своих недр целые пласты слипшейся почвы и отчего-то мокрого песка. Неподалёку кто-то взвизгнул:
- Обвал! В проходе к загонам - обвал!
...Полукровку спасла реакция его добровольного тюремщика - или всё же охранника? Услышав грохот сверху, Айло бросился к выходу и успел буквально выкатиться в коридор до того, как отверстие входа засыпало мелкими каменными осколками. Естественно, руку Хиннарэ он и не подумал выпустить.
- Ты что делаешь, а? Всех убить решил?!
"Миргенэ - там, под завалами. Он же ничего не сделал такого... за что его?"
Чуть слышный шёпот:
- Земля... знает... лучше.
- Да иди ты знаешь куда вместе со своей...
Нет. Не время и не место попрекать основу существования Уклада. Можно просто ударить - без замаха, резко, вымещая накопившуйся горечь.
Заныл кулак, впечатавшись в стену рядом со светловолосой головой. Айло вздохнул и опустил руку.
- Пойдём к Матери, нечего здесь рассиживаться...

Священная миссия Хиннарэ не должна завершиться провалом!Пожелаем же ему удачи! ...хоть он и термит подлый! ХD

З.Ы. Кстати,а он на "Невесту" не обижается?

Ему не до этого